Житие и страдания святого великомученика Пантелеимона.

Когда царствовал нечестивый Максимиан1), жестокий мучитель христиан, и когда почти вся вселен­ная была покрыта тьмою идолопоклоннического нечестия повсюду на веру­ю­щих во Христа воздвигнуто было великое гонение и мученически скончалось много исповедников пресвятого имени Иисуса Христа, тогда пострадал за Христа в Вифинской стране2) в городе Никомидии3) и святой великомученик Пантелеимон.

Этот преславный среди мучеников страстотерпец Христов родил­ся в том же городе Никомидийском от знатного и богатого отца, по имени Евсторгия и от матери Еввулы. Отец его, по своей вере был язычник, горячо прилежав­ший к идолопоклон­ству; мать – христианка, от прародителей сво­их научен­ная святой вере и усердно служив­шая Христу. Итак, соединен­ные телесно были разделены духовно: он приносил жертвы лживым богам, она приносила «жертву хвалы» истинному Богу. Родив­шегося же у них отрока, о котором наше слово, назвали Пантолеоном, что значит: во всём лев, ибо предполагалось, что муже­с­т­вом он будет подобен льву. Но, впоследствии, отрок был переименован Пантелеимоном, то есть всемилостивым, потому что всем оказывал мило­сердие, когда без платы лечил больных или подавал милостыню нищим, щедрою рукою раздавая нужда­ю­щимся отцовское богатство.

С раннего детства мать воспитывала отрока в христианском благо­честии, научая познанию единого истинного Бога, живущего на небесах, Господа нашего Иисуса Христа, чтобы он веровал в Него и угождал Ему добрыми делами, отвращаясь языческого многобожия. Отрок внимал наставлениям матери и усваивал их, насколько возможно было по его отроческим летам. Но, какая утрата и лишение! добрая его мать и руководи­тель­ница в молодых летах отошла ко Господу, оставив отрока еще не пришедшим в совершен­ный разум и возраст. После ее смерти отрок легко пошел по следам отцовского заблуждения; отец часто приводил его на поклонение к идолам, утверждая в языческом нечестии.

Затем отрок был отдан в грамматическую школу, а когда он с успехом прошел курс всего внешнего языческого любо­мудрия, отец отдал его одному славному врачу Евфросину в медицинскую школу, дабы он получил навык в врачебном искусстве. Отрок, будучи восприимчивого ума, легко усваивал то, чему его учили и, вскоре превзошедши сво­их сверст­ников, мало чем не сравнял­ся и с самим учителем: к тому же он отличал­ся поведением, красноречием, красотою и на всех про­изводил приятное впечатление; был он известен и самому царю Максимиану. Ибо Максимиан жил в то время в Никомидии; предавая христиан мучению, он сжег их 20 000 в церкви4), в день Рождества Христова умертвил епископа Анфима5), и многих, после различных мучений, предал различного рода смерти. Врач Евфросин часто приходил с лекарствами в царские палаты мучителя или к нему самому или к его придворным, потому что врач этот давал средства от болезней всему царскому двору. Когда Евфросин приходил к царю во дворец, его сопровождал и отрок Пантолеон, следовав­ший за сво­им учителем, и все удивлялись красоте и доброму разуму отрока. И царь, увидев его, спросил:

– Откуда он и чей сын?

Получив ответ, царь приказал учителю скорее и как можно лучше научить отрока всему врачебному искусству, выразив желание иметь его при себе всегда, как достойного предстоять пред царем и служить ему. В то время юноша приходил уже в совершен­ный возраст.

В те дни был в Никомидии старец пресвитер, именем Ермолай6), из страха пред нечестивыми укрывав­шийся с немногими христианами в маленьком и незначи­тель­ном доме. Путь Пантолеона, когда он шел из своего дома к учителю и обратно, лежал мимо жилища, в котором укрывал­ся Ермолай. Видя в окошечко юношу, часто проходящего мимо, Ермолай из лица и взгляда его познал его добрый нрав; уразумев духом, что юноша будет избранным сосудом Божиим, Ермолай вышел однажды на встречу юноше и упросил его на самое малое время зайти к нему в дом. Кроткий послушный юноша вошел в дом старца. Посадив его около себя, старец спрашивал его о про­исхождении и родителях, о вере и о всём образе его жизни. Юноша всё рассказал подробно и сообщил, что его мать была христианка и умерла, а отец жив и, согласно языческим законам, почитает многих бесов. И спросил его святой Ермолай так:

– Ну, а ты, доброе чадо! к какой стороне и вере хотел бы принадлежать, отцовской или матерней?

Юноша ответил:

– Моя мать, пока была жива, учила меня своей вере, и я возлюбил ее веру. Но отец, как более сильный, принуждает меня исполнять языческие законы желает водворить меня в царской палате в чине близких и сановных во­инов и слуг царя.

Святой Ермолай спросил опять:

– А в каком учении наставляет тебя твой учитель?

Юноша передал так:

– Учение Асклепиада, Иппократа и Галена7); так, имен­но, хотел отец мой, да и учитель говорит, что если я усвою учение этих, то легко могу лечить всякие болезни у людей.

В последних словах святой Ермолай нашел повод к полезной беседе и начал в сердце юноши, как на доброй земле, сеять доброе семя Божиих словес:

– Верь мне, – обратил­ся он, – о, добрый юноша! – я говорю тебе одну истину; учение и искусство Асклепиада, Иппократа и Галена ничтожно и мало могут помогать прибега­ю­щим к ним. Да и боги, которых царь Максимиан и твой отец и прочие язычники почитают, суетны и не что иное, как баснословие и обман для слабо­умных. Истинный же и всемогущий Бог есть един – Иисус Христос, в Которого если ты будешь веро­вать, то будешь исцелять всякие болезни одним призванием Его Пречистого имени. Ибо Он слепым давал зрение, прокажен­ных очищал, мертвых воскрешал; бесов, которым язычники покланяют­ся, изгонял из людей одним словом; не только Сам Он, но и одежды Его подавали исцеление: ибо жена, двенадцать лет одержимая кровотечением, едва только прикоснулась к краю одежды Его, тотчас исцелилась. Но кто может подробно рассказать о всех чудесных действиях Его? Как невозможно исчислить песок морской, небесных звезд и капель воды, так нельзя исчислить чудес и измерить величие Божие. И теперь Он – Помощник крепкий Сво­им рабам, утешает печальных, исцеляет больных, избавляет от бедствий и освобождает о всех вражеских зол, не ожидая, что будет умолен тем или другим. но предупреждая молитвы и даже сердечное движение. Силу совершать всё это дает и тем, которые любят Его и посылает им дар еще больших чудотворений; наконец дает бесконечную жизнь в вечной славе небесного царствия.

Пантолеон веровал этим наставлениям святого Ермолая, как истинным, принимая в свое сердце; с радостью он углублял­ся в них умом и сказал он святому старцу:

– Я много раз слышал это от матери моей и часто видел, как она молилась и призывала того Бога, о Котором ты мне рассказываешь.

С этого дня Пантолеон каждый день приходил к старцу и наслаждал­ся его богодухновен­ными беседами, укрепляясь в познании истинного Бога. И когда он возвращал­ся от своего учителя Евфросина, то не раньше приходил домой, как посетив старца и приняв от него душеполезные наставления.

Однажды случилось ему, когда на обратном пути от учителя он свернул несколько в сторону, найти мертвого ребенка, укушен­ного огромною ехидною, и самую ехидну, лежав­шую тут же близ ужален­ного. Видя это, Пантолеон сначала испугал­ся и немного отступил, а потом подумал сам в себе так:

– Теперь пришло время испытать мне и убедиться, истинно ли всё, что говорил старец Ермолай.

Взглянув на небо он про­изнес:

– Господи Иисусе Христе, хотя я и недосто­ин призы­вать Тебя, но если ты хочешь, дабы я сделал­ся рабом Тво­им, яви силу Твою и сделай так, чтобы во имя Твое, отрок этот ожил, а ехидна издохла.

И тотчас отрок, как будто от сна, встал живым, ехидна же расселась пополам. Тогда Пантолеон, совершен­но уверовав во Христа, обратил свои телесные и духовные очи к небу и благословил Бога с радостью и слезами за то, что Он вывел его из тьмы к свету познания Своего. Быстро пошел он к святому Ермолаю пресвитеру, припал к его честным стопам, прося крещения. Он рассказал ему о случив­шемся, как мертвый отрок ожил силою имени Иисуса Христа и как погибла ехидна, причинив­шая смерть. Святой Ермолай, оставив дом, пошел с ним взглянуть на издохшую ехидну и, увидев, благодарил Бога за совершен­ное чудо, через которое Он привел Пантолеона к Своему познанию. Возвратясь домой, он крестил юношу во имя Отца и Сына и Святого Духа, и, совершив литургию во внутрен­ней своей комнате, причастил его Божест­венных Таин Тела и Крови Христовых.

По крещении Пантолеон оставал­ся при старце Ермолае семь дней, по­учаясь от боже­с­т­венных слов, сообщаемых ему устами старца и благодатью Христовой: как из источника живой воды утучнял он свою душу к изобилию духовных плодов. На восьмой день он пошел к себе домой, и отец его спросил у него:

– Сын мой, где ты пробыл столько дней; я беспоко­ил­ся о тебе?

Святой ответил:

– Был с учителем у царя во дворце, – лечили больного, которого царь очень любит, и не отходили от него семь дней, пока не возвратили ему здоровье.

Так говорил святой и говорил не ложь, но под видом притчи сообщая истину таин­ствен­но и иносказатель­но: в уме своем учителем называл он святого Ермолая пресвитера, под царской палатой разумел он тот внутрен­ний покой, в котором совершалось боже­с­т­венное таин­ство, а больным называл свою душу, которую возлюбил небесный Царь и которая была пользуема семь дней духовным врачеванием.

Когда следу­ю­щим утром он пришел к учителю Евфросину, тот спросил у него:

– Где ты пропадал столько дней?

– Отец мой, купив имение, послал меня принять его, и я замедлил, вниматель­но осматривая всё, что там есть: потому что оно куплено за дорогую цену.

И это он говорил иносказатель­но о святом крещении, которое он принял, и о прочих таин­ствах христианской веры, которые он узнал и которые все необычайной цены, превосходящей всякие богатства, ибо они приобретены кровью Христовою. Услышав это, Евфросин прекратил свои расспросы. Пантолеон же блажен­ный преисполнен был благодати Божией, нося внутри сокровище святой веры. Он сильно заботил­ся об отце своем, как бы извести его из тьмы идолобесия и привести к свету познания Христа и каждый день, беседуя с ним с мудростью притчами и вопросами, говорил ему:

– Отец! почему боги, сделанные стоящими, как сначала поставлены, так и до нынешнего дня стоят, никогда не садят­ся; сделанные же сидящими до нынешнего дня сидят и никогда не встают?

– Не совсем ясен и мне вопрос твой, – отвечал отец, – и сам не знаю, что на это отвечать.

Святой же, постоянно предлагая и другие, подобные этому, вопросы отцу, заставил того сомне­ваться в сво­их богах и понемногу понимать ложь и заблуждение идолопоклон­ства; отец уж перестал так почитать идолов, как почитал их прежде, принося им каждодневно многочислен­ные жертвы и поклонение, а начал презирать их и не поклоняться им. Видя это, Пантолеон радовал­ся, что хотя возбудил в отце сомнение относи­тель­но идолов, если не успел совершен­но отвратить его от них. Не раз хотел Пантолеон разбить идолов отца своего, ко­их много было в его дому, но удерживал­ся, частью чтобы не прогне­вать отца своего, которого, согласно заповедям Божиим, должно почитать, отчасти ожидал, когда отец, познав­ши сам истинного Бога, захочет своею рукою сокрушить их.

В то время привели к Пантолеону слепого, просив­шего об исцелении таким образом:

– Умоляю тебя, пощади меня, ослеплен­ного и лишен­ного драгоцен­ного света; все врачи, какие только есть в этом городе, лечили меня и не получил я от них никакой пользы, но и последних проблесков света, какие я мог видеть, лишил­ся я вместе со всем мо­им имуще­с­т­вом; ибо много потратил я, награждая их, и вместо исцеления получил от них только вред и потерю времени.

Святой возразил ему:

– Если ты всё имуще­с­т­во раздал тем врачам, от которых не получил пользы, то чем вознаградишь меня, если получишь исцеление и прозреешь?

– Всё последнее немногое, – воскликнул слепец, – что у меня осталось, с готовностью отдам тебе.

Святой про­изнес:

– Дар прозрения, открыва­ю­щий для тебя свет, даст тебе Отец светов, истинный Бог через меня, недостойного раба Своего, а ты обещанное не мне отдай, а раздай нищим.

Услышав это, Евсторгий, отец Пантолеона, сказал ему:

– Сын мой! не решайся касаться такой вещи, которой ты не можешь сделать, иначе ты будешь осмеян: что, в самом деле, можешь ты сделать больше лучших тебя врачей, которые лечили его и не могли вылечить?

– Никто, – возразил святой, – из врачей тех не знает, какое средство применя­емо в данном случае, как знаю я, ибо огромное различие между ними и между учителем мо­им, который открыл мне это средство.

Отец его, думая, что он говорит об учителе Евфросине, заметил:

– Я слышал, что и учитель твой пользовал этого слепца и ничего не мог сделать.

– Подожди немного, отец мой! – ответил Пантолеон, – и увидишь силу моего врачевания.

С этими словами он коснул­ся пальцами глаз слепого, сказав:

– Во имя Господа моего Иисуса Христа, просвеща­ю­щего слепых, прозри.

Тотчас открылись очи слепого – и он стал видеть. И в ту минуту отец Пантолеона, Евсторгий вместе с прозрев­шим человеком, уверовали во Христа и были крещены святым пресвитером Ермолаем, и преисполнились они великой духовной радости о благодати и силе Христовой.

Тогда Евсторгий начал сокрушать в своем доме всех идолов, в чем помогал ему и сын его святой Пантолеон; раздробив идолов на части, они бросили последние в один глубокий ров и засыпали землею. Прожив, после этого недолгое время, Евсторгий преставил­ся ко Господу. Пантолеон же, сделав­шись наследником весьма богатого отцовского имения, тотчас даровал свободу рабам и рабыням, щедро наградив их; имуще­с­т­во же стал разда­вать нужда­ю­щимся: убогим, нищим, вдовам и сиротам. Он обходил темницы и, посещая всех тех, которые страдали в оковах, утешал их врачеванием и подаянием того, в чем они нуждались; таким образом, он был врачом не только ран, но и бедноты человеческой; ибо все принимали от него неоскудную милостыню; нищие обогащались от его щедрот; а в лечении помогала ему благодать Божия. Ибо ему дан был свыше дар исцеления и он безмездно исцеления и он безмездно исцелял всякие болезни не столько аптекарскими средствами, сколько призыванием имени Иисуса Христа. Тогда-то Пантолеон явил­ся, в действи­тель­ности, Пантелеимоном, то есть всемилостивым, и по имени, и на деле оказывая всем милость и не отпуская от себя никого без подаяния или не утешен­ным, ибо недостаточным вручал вспоможения, а больных безмездно лечил. Обратил­ся к нему весь город с сво­ими больными, оставив всех прочих врачей, ибо ни от кого не получалось столь скорых и совершен­ных исцелений, как от Пантелеимона, успешно лечив­шего и ни от кого не принимав­шего платы. И стало известно имя всемилостивого и безмездного врача во всём народе, а прочие врачи осуждались и осмеивались. Вследствие этого возникла со стороны врачей по отношению к святому немалая зависть и вражда; началась она еще с того времени, когда прозрел вышеназванный слепец. Дело возникло следу­ю­щим образом.

Однажды, когда этот слепец, прозрев­ший благодаря святому Пантелеимону, шел по городу, увидели его врачи и говорили про себя:

– Не это ли тот, что был слеп и искал у нас исцеления и мы не могли вылечить его? как же он теперь видит? кто и какими средствами исцелил его и открыл ему глаза?

И спросили его самого, как он прозрел? И тот человек не скрыл, что врачом его был Пантелеимон. Те, зная, что он был учеником Евфросина, сказали:

– Великого учителя великий ученик.

Не знали, что через Пантелеимона действовала сила Христова и, не догадываясь, исповедали истину, что Пантелеимон – великий ученик великого учителя – Иисуса Христа. Но хотя устами они лицемерно и похваляли святого, а между тем в сердцах сво­их от зависти задумывали злое и наблюдали за святым, отыскивая против него какое-нибудь обвинение, чтобы его погубить. И заметив, что он ходит в темницы и здесь исцеляет язвы учеников, страда­ю­щих за Христа, заявили Максимиану мучителю:

– Царь! юноша, которого ты повелел научит врачебному искусству, желая иметь его при себе в твоей палате, презрев твою столь очевидную к нему милость, обходить темницы, врачуя узников, хулящих богов наших, одинаково с ними мудрствуя о наших богах и других склоняя к тому же зло­мудрствованию. Если ты не погубишь его в скором времени, то не мало причинишь себе беспокойства, потому что увидишь, как многие, благодаря его прельща­ю­щему учению, отвратят­ся от богов. В самом деле, врачебное искусство, которым Пантолеон исцеляет, он приписывает не Эскулапу8) или другому из богов, а какому-то Христу и все, кого он лечит, веруют в Него.

Так говорили клеветники, умоляя царя, чтобы он приказал приз­вать, исцелен­ного Пантолеоном, слепца в удостоверение и точное свидетель­ство справедливости их слов. И царь тотчас приказал отыскать того прозрев­шего слепца и, когда тот был приведен, спросил его:

– Скажи, человек, как Пантолеон исцелил твои глаза?

Тот отвечал:

– Призвал имя Христово, коснул­ся глаз мо­их, и я тотчас прозрел.

– А ты как думаешь, – обратил­ся к нему царь, – Христос тебя исцелил или боги?

– Царь! – отвечал он, – врачи эти, которых ты видишь вокруг себя, прилагали много забот и в течение долгого времени к моему излечению; они взяли всё мое имуще­с­т­во и не только не принесли мне никакой пользы, но лишили меня и того малого зрения, которое я имел и в конец ослепили меня. Пантелеимон же одним призванием имени Христова сделал меня зрячим. Теперь ты уж сам, о, царь! рассуди и реши, кто лучший и настоящий врач: Эскулап ли и прочие боги, в течение долгого времени призываемые и нисколько не помогшие, или Христос, только один раз Пантелеимоном призванный и тотчас дав­ший мне исцеление.

Не зная, что на это отвечать, царь, по обычаю всех мучителей, стал принуждать его к нечестию:

– Не безумствуй, человек, и не вспоминай Христа, ибо, очевидно, что боги дали тебе возможность видеть свет.

Исцелен­ный же, не обращая внимания на власть царя и не боясь угроз мучителя, ответствовал Максимиану дерзновен­нее, чем евангель­ский слепец (Ин. 9:27), некогда представлен­ный на допрос к фарисеям:

– Ты сам безумствуешь, о, царь! слепых тво­их богов называя подателями зрения, и сам ты подобен им, не желая видеть истины.

Исполнив­шись гнева, царь приказал тотчас лишить его жизни мечом, и была усечена глава доброго исповедника имени Иисуса Христа, и он отошел, чтобы лицом к лицу в немерца­ю­щем небесном свете видеть Того, Которого исповедал на земле, получив телесное зрение. Тело его святой Пантелеимон купил у убийц и похоронил близ тела отца своего.

После того царь велел приз­вать к себе Пантолеона. Пока во­ины вели святого к царю, он пел слова псалма Давидова: «Боже хвалы моей! не премолчи, ибо отверзлись на меня уста нечестивые и уста коварные» (Пс. 108:1–2) и далее из псалма того. Так он телом предстал пред земным царем, духом – пред Небесным.

Царь Максимиан, глядя на него без всякого гнева, кротко начал так убеждать его:

– Не хорошие вещи слышал я о тебе, Пантолеон; говорят мне, что ты всячески порицаешь и унижаешь Эскулапа и прочих богов, Христа же, погибшего злою смертью, прославляешь и на Него надеешься и Его одного называешь Богом. Тебе, кажет­ся, не безызвестно, сколь великое я обратил на тебя внимание и сколь великую явил к тебе милость, что и в моем дворце ты принят, и учителю твоему, Евфросину, приказал в скорости научить тебя врачебному искусству, чтобы ты неотступно всегда находил­ся при мне; ты же, презрев всё это, уклонил­ся к врагам мо­им. Но, впрочем, не хочу верить тому, что говорят о тебе; потому что привыкли люди говорить много неправды. Вот почему я призвал тебя, чтобы ты сам рассказал о себе правду и обличил лживую на тебя клевету завист­ников, в присутствии всех, принесши, как подобает, жертву великим богам.

Святой отвечал:

– Делам больше, нежели словам нужно да­вать веру, о, царь! потому что истина гораздо более познает­ся из дел, чем из слов. Итак, поверь рассказам обо мне, что я отрекаюсь от Эскулапа и прочих ваших богов, а прославляю Христа, потому что из дел Его я познал, что он Единый Истинный Бог. Вот выслушай хотя вкратце дела Христовы: он сотворил небо, утвердил землю, воскрешал мертвых, возвращал зрение слепым, очищал прокажен­ных, одним словом поднимал с одра расслаблен­ных. Что подобного сотворили почитаемые вами боги, – не знаю – и могут ли сотворить? Если же теперь хочешь узнать всемогущую силу Христову, увидишь ее действие тотчас на самом деле. Прикажи принести сюда какого-нибудь человека, лежащего на одре смертной болезни, относи­тель­но которого врачи потеряли надежду и пусть придут ваши жрецы и призовут сво­их богов и я призову Бога моего – и который из богов исцелит больного, тот пусть будет признан Единым истинным Богом, прочие да будут отвергнуты.

Царю понравил­ся этот совет святого, и он приказал тотчас по­искать такого больного.

И вот принесен был на постели человек, расслаблен­ный в течение многих лет, который не мог действо­вать ни одним членом и был как будто какое-нибудь бесчув­с­т­вен­ное дерево. Пришли же и жрецы, – служив­шие идолам и опытные во врачебном искусстве, и предложили святому, чтобы он сначала призвал своего Христа.

Святой возразил им:

– Если я призову моего Бога и Бог мой исцелит сего расслаблен­ного, то кого же будут исцелять ваши боги? Но пусть вы первые призовете ваших богов и если они исцелят больного, то не для чего будет и призы­вать моего Бога.

Итак жрецы начали призы­вать сво­их богов: один – Эскулапа, другой – Зевса, тот – Диану, другие – иных бесов и не было заметно ни голоса, ни внимания. И долго они упражнялись в сво­их богопротивных молитвах без всякого успеха. Святой же, видя их напрасное старание, посмеял­ся. Увидев его смеющимся, царь обратил­ся к Пантолеону:

– Сделай ты, Пантолеон, если можешь здоровым этого человека призыванием своего Бога.

– Пусть отойдут жрецы, – сказал святой – и они отошли.

Тогда святой, подойдя к постели, возвел очи свои на небо и про­изнес следу­ю­щую молитву:

– «Господи! услышь молитву мою, и вопль мой да придет к Тебе. Не скрывай лица Твоего от меня; в день скорби моей приклони ко мне ухо Твое; в день, [когда воззову к Тебе], скоро услышь меня» (Пс. 101:2–3); и яви всемогущую Твою силу перед не зна­ю­щими Тебя, ибо всё возможно для Тебя, о, Царю сил!

Про­изнесши эту молитву, святой взял расслаблен­ного за руку со словами:

– Во имя господа Иисуса Христа, встань и будь здоров!

И тотчас расслаблен­ный встал, почувствовал крепость во всем теле и радовал­ся, ходя, и, взяв свою постель, понес ее в свой дом.

Видя такое чудо, многие из предстоявших уверовали во Христа; жрецы же, служив­шие идолам, скрежетали зубами на раба Христова и обратились к царю с такими словами:

– Если он останет­ся в живых, то уничтожат­ся жертвоприношения богам, и мы будем осмеяны христианами; погуби его, о, царь! как можно скорее.

Тогда царь сказал Пантолеону:

– Принеси, Пантолеон, жертву богам, чтобы не погибнуть понапрасну; ты знаешь, ведь, сколько людей погибло потому, что отреклись от наших богов и вследствие ослушания нашим приказаниям. Разве ты не знаешь, как жестоко был мучим старец Анфим?

– Все умершие за Христа, – ответствовал святой, – не погибли, а нашли себе вечную жизнь. И если Анфим, будучи стар и немощен телом, мог вынести жестокие мучения за господа нашего, тем более мне, юному и сильному телом, должно безбоязнен­но претерпеть все муки, на которые ты меня обречешь, ибо я буду считать жизнь пустою, если не умру за Христа, а если умру, сочту это приобретением.

Царь приказал повесить обнажен­ного мученика на мучилищном дереве и железными когтями строгать его тело, опаляя ребра горячими свечами. Он же, перенося эти страдания, воззрел на небо и сказал:

– Господи Иисусе Христе! предстани мне в эту минуту, дай мне терпение, дабы я до конца мог вынести мучения.

И явил­ся ему Господь в образе пресвитера Ермолая, изрекши:

– Не бойся, Я с тобою.

И тотчас руки мучителей ослабели и как бы омертвели, так что из них выпали орудия пытки и свечи погасли. Увидев это, царь приказал снять мученика с места мук и сказал ему:

– В чем сила твоего волшебства, что и слуги изнемогли, и свечи погасли?

Мученик отвечал так:

– Волшебство мое – Христос, всемогущая сила Которого всё соделывает.

Царь возразил:

– А что ты сделаешь, если я назначу еще сильнейшие муки?!

– В бо?льших муках, – отвечал мученик, – бо?льшую силу явит Христос мой, посылая мне бо?льшее терпение на то, чтобы посрамить тебя. А я, понесши за Него более тяжкие муки, получу от него бо?льшие воздаяния.

Тогда мучитель повелел растопить олово в большом котле и бросить туда мученика. Когда олово кипело, мученика подвели к котлу, он же возвел очи свои к небу и так молил­ся:

– «Услышь, Боже, голос мой в молитве моей, сохрани жизнь мою от страха врага; укрой меня от замысла коварных, от мятежа злодеев» (Пс. 63:2–3).

Когда он так молил­ся, опять явил­ся ему Господь в образе Ермолая, и, взяв его за руку, вошел с ним в котел, и тотчас огонь угас и олово остыло, а мученик пел слова псалма: «Я же воззову к Богу, и Господь спасет меня. Вечером и утром и в полдень буду умолять и вопиять, и Он услышит голос мой» (Пс. 54:17–18). Предстоявшие дивились чуду, а царь воскликнул:

– Что же, наконец, будет, – если и огонь погас, и олово охладело? Какой же муке предам этого волшебника?

Предстоявшие посоветовали:

– Пусть он будет ввержен в морскую глубину, потому что не может же он всё море околдо­вать, – и тотчас погибнет.

Мучитель повелел, чтобы так и было сделано.

Слуги, схватив­ши мученика, повели его к морю, посадили его в лодку, навязав на шею большой камень; отплыв далеко от берега, они бросили его в море, а сами вернулись на берег. Когда святой был брошен в море, снова явил­ся ему Христос, как и в первый раз, в образе Ермолая и стал камень, привязанный к шее мученика, легок, как лист, так что Пантелеимон держал­ся с ним на поверхности моря, не погружаясь, но, точно посуху, ходил по водам, руководимый, как некогда Апостол Петр, десницею Христовой; он вышел на берег, воспевая и прославляя Бога и предстал царю. Царь несказанно изумил­ся такому чуду, воскликнув:

– Какова же сила волшебства твоего, Пантолеон, что и море ты подчинил ему?

– И море, – объяснил святой, – повинует­ся своему Владыке и исполняет волю Его.

– Так ты и морем владеешь? – спросил царь.

– Не я, – ответил мученик, – но Христос мой, Создатель и Владыка всей видимой и невидимой твари. Он обладает как небом и землею, так равно и морем: «Путь Твой в море, и стезя Твоя в водах великих» (Пс. 76:20).

После того мучитель повелел приготовить вне города звериный цирк, чтобы отдать мученика на съедение зверям. Весь город собрал­ся на это зрелище, желая видеть, как прекрасного и безвинно страда­ю­щего юношу будут терзать звери. Явил­ся сюда и царь; приведя мученика, он показывал ему пальцем на зверей с такими словами:

– Они приготовлены для тебя; итак, послушай меня, побереги твою юность, пощади красоту твоего тела, принеси жертву богам, иначе умрешь жестокою смертью, терзаемый зубами зверей.

Святой же изъявив желание лучше быть растерзанным зверями, нежели повино­ваться такому лукавому совету и повелению. И его бросили зверям. Господь же и тут, явив­шись святому в образе пресвитера Ермолая, заградил пасти зверей и сделал их кроткими, подобно овцам, так что, подползая к святому, они лизали ноги его. Он гладил их рукою и каждый из зверей старал­ся, чтобы рука святого коснулась его, оттесняя один другого. Народ же, видя это, изумил­ся и громогласно восклицал:

– Велик Бог христианский! да будет отпущен неповинный и праведный юноша!

Тогда царь, преисполнив­шись гнева, вывел солдат с обнажен­ными мечами на тех, которые славили Христа Бога, и многие из народа, уверовав­шие во Христа, были убиты; приказал же царь и зверей всех убить. Видя это, мученик возгласил так:

– Слава Тебе, Христе Боже, что не только люди, но звери умирают за Тебя!

И удалил­ся царь с места зрелища, скорбя и гневаясь, а мученика бросил в темницу. Убитые люди, взятые сво­ими, преданы были погребению, а звери были оставлены на съедение псам и плотоядным птицам. Но и тут совершилось великое чудо: звери эти много дней лежали без всякого прикосновения не только со стороны псов, но и птиц, и мало того, – трупы их не издавали запаха. Узнав это, царь приказал бросить их в глубокий ров и засыпать землею. Для мученика же приказал устро­ить страшное колесо, усеянное острыми спицами. Когда же к нему привязали святого и стали то колесо вертеть, тотчас колесо действием невидимой силы разлетелось на части и многих, стоявших по близости ранило, на смерть, а мученик сошел с колеса цел и невредим. И напал на всех страх, в виду таких чудес, какими Бог прославлял­ся в лице Своего святого. А царь сильно изумил­ся и спрашивал мученика:

– Кто научил тебя совершать столь великие волшебные действия?

– Не волшебству, но истинному христианскому благо­честию я научен, – сказал мученик, – святым мужем пресвитером Ермолаем.

– А где тот учитель твой Ермолай, – спросил царь, – хотим видеть его?

Мученик же, разумея духом, что для Ермолая приблизилось время венца мученического, ответил царю:

– Если прикажешь, я призову его к тебе.

И отпущен был святой, в сопровождении трех стерегущих его во­инов приз­вать пресвитера Ермолая.

Когда же мученик пришел к тому дому, в котором жил пресвитер, старец, увидев его, спросил:

– Чего ради пришел ты, сын мой?

– Господин и отец, царь зовет тебя.

– Во­время ты пришел з­вать меня, – сказал старец, – потому что наступил час моего страдания и смерти; ибо в эту ночь явил­ся мне Господь и возвестил: «Ермолай! надлежит тебе много пострадать за Меня, подобно рабу Моему Пантелеимону».

С этими словами, старец радостно пошел с мучеником и предстал перед царем. Царь, увидя пресвитера, спросил его об имени. Святой же, называя свое имя, не скрыл и своей веры, громогласно называя себя христианином. Царь снова спросил его так:

– Есть ли еще кто-нибудь с тобой той же веры?

Старец ответствовал:

– Имею д